ИЗ ЖИЗНИ ГЕРОЯ

   Это случилось в конце марта 1945 г. В квартиру Гульюзум Нагумановой гурьбой вошли соседи. Они предложили ей присесть и только потом показали «московскую» газету. В ней был указ о присвоении ее старшему сыну Дайлягаю звания Героя Советского Союза. Посмертно...

  Статью экспромтом перевели на татарский (Гульюзум-апа русского не знала). Мать поняла, что чуда, на которое она еще надеялась, не произошло: ее сын погиб.

   Через пять лет военком Стерлитамакского района вручил ей грамоту — свидетельство за подписью Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н. Шверника о присвоении Д. Нагуманову звания - Героя. В пятидесятых, решением сессии горсовета его имя было присвоено бывшей улице Выездной.

   С каждым годом тех, кто был лично знаком с героем, становится все меньше. Это рассказ о нашем славном земляке, составленный по воспоминаниям тех, кто знал Дайлягая Нагуманова с далекого довоенного детства.

   ...Марьям и Амир родились незадолго до войны, поэтому знают о старшем брате (он родился в 1922 году) больше по рассказам матери. Однажды в распахнутых дверях предстал мужчина в шинели и шапке-ушанке со звездой. Увидев его, детишки шмыгнули под кровать и, несмотря на ласковые уговоры «дяденьки», так и не вылезли, пока не пришла мама.

   — Это ваш брат Дайлягай! — сказала она. — Он пришел с фронта.

   Вскоре дети уже сидели у него на коленях и трогали блестящую «игрушку» на груди (орден Боевого Красного Знамени). Малышам больше всего запомнилась манка, которую им привез брат. После его отъезда они еще неделю ели эту вкусную кашу. А мама всю войну молила Аллаха уберечь ее сына. На проклятой войне к тому времени уже пропал без вести другой ее сын Мингаян. К тому же, совсем недавно заболел и умер ее муж Сирай. Родственников у них не было, и все надежды матери теперь были связаны со старшим сыном Дайлягаем.

   …Отец Дайлягая Сирай, в прошлом кавалерист русской армии, родился в башкирской деревне Ахмерово. Он любил рассказывать, как в начале века экипировали его в армию односельчане. Одели, обули, дали лошадь, седло и саблю. А десять лет спустя его опять всей деревней провожали на войну против «ерманов». Сирай попадал в окружение, был ранен, лечился в одном из столичных лазаретов.

   После революции, в начале двадцатых, еще с первой женой перебрался в Среднеарметово.

   Там и овдовел вскоре. Потом взял в жены «балдыз» — младшую сестру покойной, которая была моложе его на 16 лет.

   В 1922 году родился сын. Назвали его Дайлягаем. Потом родились Мингаян и Зайнулла.

   В один прекрасный день по совету друга детства Зинатуллы Галлямова, который работал помощником винодела на спиртзаводе в Левашовке, Сирай собрал свой небогатый скарб в телегу и поехал искать счастливой жизни на Спасо-Сергиевский спиртзавод, на казенную квартиру. Друг детства помог ему с жильем, поручился за земляка перед директором Завода П.П. Матюшиным. И не напрасно: Сирай и его дети работали на совесть на любом участке, будь то кочегарка, конный двор, пункт раздачи барды или аппаратная.

   Нагумановы вскоре обзавелись приусадебным хозяйством, в котором были корова, бычки, овцы и птица. В семье, по сравнению с деревенской жизнью, появился достаток.

   После окончания Левашовской неполной средней школы Дайлягай собрался было работать на Спасо-Сергиевском спиртзаводе. Отец решил поговорить об этом с директором. О чем они говорили, можно только догадываться, но, придя домой, Сирай сказал, как отрезал:

   — Пойдешь, сынок, дальше учиться, в десятилетку. Кормить буду, но и за учебу спрошу строго.

   — Так ведь далеко, — начал было Дайлягай.

  — Пять верст, если идти не лесом, а прямиком, через Сайгановку. Выучишься, на заводе начальником будешь, а мне с матерью — почет и уважение, — заключил отец.

    На том и порешили... Одному ходить в городскую школу не пришлось. К тому времени в Стерлитамакской школе № 4 училось несколько соседских ребят из Левашовки. Ходили всегда одной компанией. Зимой выручали лыжи. Бывало, в пургу приходилось и ночевать в школе.

   Все, кто знал Дайлягая Нагуманова, отзываются о нем как об очень общительном, располагавшем к себе пареньке. У него было полно друзей как в Левашовке, так и в Стерлитамаке.

    Одна из них, соседская девушка Лиза (Гульзиган) Галлямова, вспоминает:

    — Семья Нагумановых переехала в поселок в начале тридцатых и поселилась в нашем домике барачного типа. Их квартира была через стенку. Наши семьи дружили, поддерживали друг друга.

    Однажды классный руководитель Дайлягая пришел к нему домой и стал жаловаться матери. Гульюзум-апа, которая до конца жизни ни слова не понимала по-русски, качая головой, выслушала его. Меня вызвали в качестве переводчика, и я перевела ей смысл слов учителя. Через некоторое время меня подкараулил Дайлягай и устроил «разборки».

    Оказывается, все время, пока учитель жаловался на него, он просидел под кроватью и слышал ее перевод.

    По мере того, как они взрослели, между ними устанавливались все более дружеские, теплые отношения.

   — Уже после школы, вспоминает Г.3. Галлямова, — в поселок как-то приехал Дайлягай в кителе курсанта летной школы и рассказал, что учится на летчика. С тех пор, завидев в небе самолет, мы, девчонки, размахивая платками, кричали: «Дайлягай, мы здесь!» Прыгали, радовались тому, что парень с нашего двора будет настоящим летчиком.

   Самые дружеские отношения сложились у паренька с Насипом Галлямовым. Застенчивый, неразговорчивый, как и все деревенские ребята (Насип позже всех в семье Галлямовых перебрался из Арметово в Левашовку), он был старше Дайлягая на четыре года. Насип с трудом осваивал русский, и в этом ему помогал Дайлягай, учил его правильно говорить, грамотно писать.

   После окончания начальной школы Насип (дальше он учиться не мог, умер отец) работал на спиртзаводе. Нередко закадычные друзья вместе ходили охотиться на уток. Насип не только учил соседского паренька стрелять, но и защищал. Когда у их дома собирались левашовские пацаны и вызывали Дайлягая выйти и «поговорить» с ними, Насип тоже выходил и одной левой рассеивал ватагу ребят. Потом все мирились.

   — Как не помнить мне своих друзей — Дайлягайку, Насипку, Мингаянку! Все они были в нашей дружной компании, — рассказывает коренной левашовец С.П. Глушенков. — Дайлягай головой отвечал перед родителями за Мингаяна и всегда тащил его за руку на все наши затеи: на рыбалку, купаться, на прогулку в лес.

   Сергей Глушенков жил через дорогу от спиртзавода и проводил все время с пацанами из Аверьяновского курмыша перед заводской проходной. Там администрация предприятия устроила нечто вроде спортивной площадки с кольцами, турником, местом для игры в городки и т.п. Здесь же левашовские играли в футбол с сайгановскими. Если гостям удавалось победить, это им не приносило особой радости. «Тогда мы кидались к заводскому плетню, — вспоминает Сергей Прокопьевич, — вытаскивали из него палки и гнали победителей вплоть до Бугоровки. Дайлягайка был надежным парнем и разделял с нами все синяки и ссадины».

    Три года учебы в школе пролетели незаметно. Дайлягай успешно сдал экзамены, работал на спиртзаводе, но однажды его вызвали в военкомат...

    Вот какой эпизод в связи с этим вспомнил Герой Советского Союза В.А. Секин:

   - В 1940 году в Стерлитамаке при 101-й авиаэскадрилье системы Аэрофлота открылись курсы летчиков, укомплектованные из допризывной молодежи в количестве 220 человек. Курсанты изучали летное дело, парашют, летали на У-2 с инструкторами, жили в специальном помещении, на полном довольствии. Ежемесячно получали стипендию в размере 270 рублей. На втором потоке эскадрильи учился курсант Нагуманов. Это был очень подвижный паренек небольшого роста. Однажды нам всем выдали обмундирование. Ему достался китель на несколько размеров больше. Он остановился в растерянности, не зная, то ли смеяться, то ли плакать. А мы вокруг хохотали над его нелепым видом. Потом он тоже заразился этим смехом...

    По какой-то причине Дайлягай через несколько месяцев покинул эвиаэскадрилью.

   Осенью 1940 года старший сын Нагумановых поступил на работу в бухгалтерию спиртзавода. Но через месяц по настоянию директора Р. Баязитова он вместе со своим товарищем И. Касимовым поступил в автошколу при ОСОАВИАХИМе и 6 января 1941 года уже в качестве стажера возвратился на завод. Работал шофером на одном из двух заводских ЗИС-5. В его обязанности входило возить цистерну с мазутом с Ишимбайских нефтепромыслов в заводскую котельную.

   Но недолго пришлось молодому шофёру крутить баранку. Приказом по заводу № 59 от 28 февраля Нагуманова освободили от работы «... в виду ухода в РККА». За неиспользованный отпуск 1940 года ему выплатили денежную компенсацию.

   На заработанные Дайлягаем деньги семья устроила скромные проводы. Одногодки тайком от старших выпили чекушку водки на несколько человек. Они завидовали товарищу, с интересом разглядывали повестку за подписью райвоенкома Склярова.

  ... Поезд с новобранцами привез его в одну из частей Сибири. Там молодой солдат узнал о вероломном нападении фашистской Германии. В начале сентября 1941 года рядовой Нагуманов попал в список будущих курсантов Энгельсской военной авиационной школы пилотов.

   Военный период жизни Дайлягая (с сентября 1941 по октябрь 1943 года) можно проследить по его письмам домой с обратным адресом: Саратовская область, г. Энгельс-1, п/я 13, Нагуманову Д.С. Их немного — чуть более десятка. По понятным причинам они скупы и лаконичны. В каждом письме Дайлягай спрашивает о здоровье родных и близких, кратко пишет о себе. Передает приветы, просит чаще ему писать, прислать фото семьи и т.п. В общем, обычные письма.

  Самое раннее из сохранившихся писем Дайлягая (вернее, его часть) датировано 13-м сентября 1941 года. «Доехали не очень хорошо. Ехали семь суток. Продукты по дороге очень дорогие, и нам пришлось ехать два дня голодными до места» ... И это чуть ли не единственная «жалоба».

   В апреле 1942 года курсанту Нагуманову сделали операцию аппендицита. В июне Дайлягай сообщает родителям о краже у него 250 рублей, которые он копил для пересылки домой. Теперь сам остался без денег, «... в ДКа сходить даже не на что. Если можете, то пришлите 30 рублей».

   Конечно, карманные деньги из дома прислали вместе с шерстяными носками и перчатками, что связала Гульюзум-апа, а также фунт табаку. Курсант, несмотря на жесткий график занятий, по вечерам скучал по родной Левашовке, родителям, братьям и сестрам. Он настоятельно просил прислать ему фотографии мамы с папой, Мингаяна и Зайнуллы. И в летную школу далекого Энгельса шли письма. По просьбе старшего брата младшие узнавали для него адреса полевых почт друзей детства.

   В первых числах октября 1942 года в стенах летной школы произошел беспрецедентный случай: приказом командования часть курсантов перевели учиться в Саратовское бронетанковое училище. В этот список попал и Д. Нагуманов. А его земляк и друг Анвар Усманов остался в Энгельсе.

    

    Мечта Дайлягая оказаться на фронте вновь отодвигалась на неопределенное время.

    В августе 1943 года выпускникам училища вручили новенькие лейтенантские погоны и отправили за Т-34 на Челябинский тракторный завод и уже оттуда, сформировав экипажи с офицерами-танкистами, передали в 165-ый отдельный гвардейский танковый инженерный полк. Подразделение должно было с помощью тралов прокладывать сквозь минные поля путь другим бронированным машинам, собирать с поля боя подбитые советские танки и на буксире привозить в расположение механических мастерских полка. При встрече с противником им «не запрещалось» вступать в бой.

  После освобождения Киева и форсирования Днепра командование наградило 22-летнего Дайлягая Нагуманова орденом Боевого Красного Знамени, а в июле 1944 года — орденом Красной Звезды.

    В 1943 году Дайлягай за заслуги был поощрен командиром полка кратковременным отпуском на родину. Встреча с родными была и радостной, и печальной. С февраля 1940 года он не был дома. Радость омрачалась недавней скоропостижной кончиной отца и известием о безвести пропавшем брате Мингаяне.

    ...В октябре 1944 года командир танковой роты Нагуманов выполнял поставленную задачу по разминированию проходов для танков. В ходе боя Дайлягай снял тралы со своей машины и бросился на помощь товарищам. В этом бою только экипаж Нагуманова подбил несколько‚ немецких самоходок. Но вражеский снаряд все же настиг его.

   Дальнейшее известно по рассказам одного из членов экипажа. Его, раненого, командир вытащил из горевшего танка, положил на землю, запрыгнул обратно в машину, которая еще слушалась руля, и танк ревущим факелом стремился на врага. Несколько снарядов отлетели рикошетом, не сумев остановить машину. Последним рывком тридцатичетвёрка Д. Нагуманова ринулась наперерез фашистскому танку и, догнав, врезалась в него. Раздался взрыв.

   У Дайлягая и его брата Мингаяна могли быть дети. Но война оборвала жизни не только миллионов людей, но и миллионов не родившихся детей, зато у Дайлягая осталось много племянников. Их родители рассказывали им про улицу старшего брата. Теперь они называют ее улицей старшего дяди. Быть может, в этом и есть связующая нить между прошлым и будущим: в названиях улиц, в памяти новых поколений хранить имена тех, кто ценой своей жизни, своего беспримерного подвига спас жизнь нам, сегодняшним.

 Ю.Сидоренко // Стерлитамакский рабочий. - 2000. - 20 янв. - №10 (Ф.88. О.3. Д.43.)